— Там дождь…
— Там всегда дождь! Вот что, я сейчас мою посуду и варю кофе, а ты идешь в душ и приводишь себя в порядок. После этого — С ЧИСТОЙ ГОЛОВОЙ!!! — ты возвращаешься в гостиную и рассказываешь мамочке Люсиль, что происходит. Это катастрофа какая-то…
Люсиль Барлоу удалилась в сторону кухни и загремела там посудой, а Хелен зевнула и отправилась в ванную. Нельзя сказать, что она была не рада приходу Люсиль. Она была ему более чем не рада.
Грязная футболка полетела в корзину с грязным бельем — и благополучно туда не влезла. Корзина была набита битком. Хелен попинала и утрамбовала тряпье, затем включила воду и впервые посмотрела на себя в зеркало.
Волосы унылыми сосульками свисают вдоль помятых щек. Глазки — щелочки, вчерашняя кока-кола дает о себе знать. Грудь какая-то обвисшая… Живот торчит…
Фу, мерзость!
Дальше произошло то, что очень любят показывать в психологических триллерах. Короткие вспышки — и картинка поменялась. Предполагается, что главная героиня за короткий миг дежавю вернулась в прошлое…
У нее было прошлое. И в этом прошлом она была совсем другой…
Руки мужчины скользят по гладкой коже, наливаются жаром. Томительно ноет в груди, напрягаются до болезненности соски, плавится тело, превращается в раскаленную лаву, и лава течет у мужчины между пальцами. Волосы — буря, вихрь, водоворот, в котором запутался мужчина, и стонет, бедняга, заблудившись в душистых локонах, жадно ищет губами смеющийся рот, а руки все бродят по телу, все ищут, все добиваются…
И где-то на краю затухающего сознания восторженно верещит маленькая девчонка-неумеха: мой! Этот прекрасный, немыслимый, роскошный мужчина — мой! Этот баловень судьбы и любимец женщин — мой! Суперлюбовник, знавший десятки других объятий, выбрал ее, и хочет ее, и жаждет, и добивается…
Объятия становятся невыносимо жаркими и удушающе крепкими. Тело распадается на атомы. Руки — крылья, ноги — корни, два тела — одно, и острое наслаждение в момент обостряет все запахи и звуки, превращая неопытную юную женщину в похотливую самку, с восторгом отдающуюся мужчине без всяких раздумий, без сожалений и сомнений…
Хелен очнулась от боли, ошалевшими глазами посмотрела в зеркало. Ее собственная рука стиснула ее собственную грудь, имитируя ласку мужчины, и это выглядело так глупо и унизительно, что Хелен разрыдалась сухим страшным плачем.
Она одна. Она теперь всегда будет одна. Она опустилась и разжирела, она потеряла вкус к жизни всего за месяц с небольшим, а дальше пойдет еще быстрее.
Это все сделал с ней один человек. Тот самый, которому она была готова отдать всю свою жизнь без остатка, которого считала единственным и неповторимым и который оказался бездушным чудовищем с калькулятором вместо мозгов и мотором вместо сердца!
Она влезла под душ, который по старой доброй английской традиции представлял из себя то холодную, то горячую воду, с разной интенсивностью струящуюся из железного диска. Подвывая и взвизгивая, принялась остервенело тереть мочалкой плечи и живот. Ненавидела себя и весь мир.
Кухня к тому времени преобразилась. Люсиль умудрилась навести здесь вполне пристойный порядок, и теперь мойка сияла чистотой и пустотой, в воздухе плавал великолепный аромат кофе, а на столе красовалась новая скатерть, которая в прежние времена считалась в семье Стоун праздничной.
Хелен — в чистом спортивном костюме, свежей футболке и с мокрыми волосами — бочком пробралась к столу и торопливо уселась. Слишком явное неодобрение, едва ли не отвращение в глазах Люсиль заставило девушку вспомнить, сколько у нее лишних килограммов и когда она последний раз пользовалась косметикой.
Люсиль воинственно вздернула нос.
— Ну и? Как дошла ты до жизни такой, Хелен Стоун, которую четыре года назад все в городе запомнили смеющейся красавицей с лучистыми глазами?
— Люсиль, я не уверена, что готова рассказывать…
— А я не прошу пикантных подробностей. Только тезисы. Я даже помогу начать. Итак: с работы тебя уволили.
— Да. Мерзко и нагло.
— Насколько я помню, ты работала у самого…
— Не смей произносить это имя! Вообще… давай обойдемся без имен. Сегодня, по крайней мере.
— Хм… не думаю, что это будет легко, но попытаемся. Итак, объект, с которым ты… того-этого… назовем Икс. А того, у кого ты работала, назовем Игрек. Для простоты изложения можем обезличить даже тебя. Ты будешь называться Омега.
— Почему?
— Потому что омега последняя. А ты сейчас — последняя из последних.
— Я вообще тебе ничего рассказывать не буду, Люсиль Барлоу!
— Будешь, куда ты денешься. Не забывай, я ведь психолог по образованию. Увидишь, с псевдонимами все будет легче и проще. Это как бы не ты и не про тебя. Валяй.
— Ох… Хорошо, попробую. Значит, я…
— Омега!!!
— То есть Омега после колледжа получила работу в конторе… Игрека.
— Очень хорошо. Дальше? Опиши Игрека.
— Ты что, сбрендила? Его же каждая собака…
— Игрека? Ничего подобного. Ты сейчас рассказываешь совершенно новую историю про совершенно посторонних людей. Каков Игрек?
— Ну… Он старый, высокий, седовласый… гад. Ему принадлежит уйма всяких газет, банков, алмазных копей и прочее.
— Отлично. И Омега попала к нему в контору совершенно случайно?
— Разумеется, нет. Me… Омегу пристроила ее тетка, которая всю жизнь занималась налаживанием деловых связей с элитой. Получалось это у тетки из рук вон плохо и как-то… омерзительно, но тогда Омега еще этого не понимала…